Под сенью смоковницы ракшасов буйных властитель
Увидел смиренную хижину, Рамы обитель.
И Десятиглавый, с небес опустившись отвесно,
Сошел с колесницы, украшенной златом чудесно.
Он Маричу обнял и молвил, на хижину глядя:
«Не мешкай, должны мы исполнить свой замысел, дядя!»
И ракшас не мог пренебречь властелина веленьем.
Он, облик сменив, обернулся волшебным оленем,
Красивым животным, что взад и вперед у порога
Носилось, хоть Маричи сердце снедала тревога.
Олень пробегал по траве меж деревьев тенистых.
Сверкали алмазы на кончиках рожек ветвистых,
А шкура его серебрилась от крапин искристых.
И губы оленя, как лотос, па мордочке рдея,
Блестели, слегка изгибалась высокая шея.
В отличье от многих собратьев, покрытый не бурой,
А золотом и серебром отливающей шкурой,
Два лотосовых лепестка — два лазоревых уха
Имел он и цвета сапфира — поджарое брюхо,
Бока розоватые, схожие с мадхукой дивной,
Как лук семицветный Громовника — хвост переливный.
На быстрых ногах изумрудные были копыта,
И чудное тело его было накрепко сбито.
При помощи сил колдовских, недоступных понятые,
Стал Марича гордым оленем, прибегнув к заклятью.
Его превращенье продлилось не дольше мгновенья.
На шкуре златого оленя сверкали каменья.
Резвился у хижины, облик приняв светозарный,
Чтоб Ситу в силки заманить, этот ракшас коварный.
И Рамы приют освещал, и поляны, и чащи
Сей блеск несказанный, от оборотня исходящий.
Спиною серебряно-пестрой, исполненный неги,
Олень красовался, жуя молодые побеги,
Покамест у хижины, сенью смоковниц повитой,
Нечаянно не был замечен гуляющей Ситой.