Часть двадцать вторая (Рама и океан)

Внезапно послышался рев, надрывающий душу.
На йоджану волны свирепые залили сушу.

Казалось, потопом грозил океан буйногласный.
Но с места не двинулся Рагху потомок прекрасный.

Тут   Сагара  всплыл  из   пучины  морской,  по  примеру
Дневного светила, что плавно восходит над Меру.

Его окружали пространства блистающей влаги,
И пламя из пастей своих извергали паннаги.

Одет в наряд струистый, изумрудный,
Носил убор из жемчуга нагрудный,
А на чело венец надвинул чудный
Властитель океана правосудный.

Живые цветы, драгоценные камни и злато
В затейливом этом венце сочетались богато.

В алмазном начельнике переливалось, горело
Все то, что в соленых волнах создавалось и зрело.

Он Раме явился в одеждах своих изумрудных,
Как  царь  Химавата,  владетель  сокровищ  подспудных,
Каменьев,   горящих,  как  жар,   тайников  многорудных.

Бурлила у ног водоверть, а туманы и тучи
Клубились над Сагарой, как над горою дремучей.

Священные Ганга и Синдху, плеща благозвучно,
Почетными стражами были при нем безотлучно.

И Сагары голос певучий раздался в пространстве,
Когда   из   пучины   он   всплыл   в   изумрудном   убранстве;

Он  первый  приветствовал   Раму,   сложивши  ладони,
И  царскому  сыну сказал  как  нельзя  благосклонней:

«И суша, и воздух, и воды, о мой Безупречный,
И звезды — в плену у природы своей вековечной!

Я должен быть бездной: иметь невозможно мне брода, —
Пойми, о любезный потомок великого рода!
Отнять  у  меня   две   исконных  приметы,  два  свойства —

Мою глубину и неистовых волн беспокойство, —
Не могут ни ужас, ни страсть, ни корысть, ни геройство!

Поверь, мой царевич прекрасный, на свете нет силы,
Способной смирить океан, где кишат крокодилы.

Но если нужна для твоих обезьян переправа,
Опасность  не  будет  грозить  им  ни  слева,  ни  справа.

Как посуху пересечет океан это племя,
А хищники моря недвижными станут на время.

Вот — Нала, небесного зодчего мудрое чадо!
Пусть  мост  он  воздвигнет,   а  я  поддержу,  если  надо!»

Сказал — и пропал океана великий хранитель.
И  Нала  воскликнул:   «Подводных чудовищ обитель —
Для  нас  не  преграда!   Отец  мой — небесный  строитель!

Мы  мост  наведем  над пучиной — родился  я  зодчим!
Пройдем   с   обезьяньей   дружиной   и  ног   не   промочим».

В просторы лесов, достигавших небесного свода,
Ликуя, вломились быки обезьяньего рода.

Ветвей обитатели, ростом едва ли не с гору,
Всех  пьющих корнями  в  лесах  вырывали в ту пору.

Деревья туда, где кипели безбрежные воды,
Тащили с высот храбрецы обезьяньей породы.

Со стуком и всплеском швыряли, свирепы и яры,
Ашоку с бамбуком, кутаджу, и тал, карникары,

И арджуну, и семилистник, анколу и бхаву,
И «конское ухо», спеша навести переправу.

Как Индры знамена, несли обезьяны деревья,
На месте покинутых чащ оставляя корчевья.

Они волокли валуны, исполинские глыбы,
С которыми туши слоновьи сравниться могли бы.

Вгрызались орудьем особым в кремнистую гору,
И с треском ломалась она, поддаваясь напору.

Сперва,   при  внезапном  паденье  вершин  многолесных,
Вода океана взлетала до хлябей небесных

И медленно, с горных высот, нисходила обратно.
Деревьев обвал сотрясал океан многократно.

А часть обезьян между тем, проявляя сноровку,
Чтоб  выровнять  мост,   натянула  в  сто  йоджан  веревку.

При помощи Великосильных, воздвигнута Налой,
Росла в океане запруда длины небывалой.

Несметная рать обезьян исполинского роста,
С горами и тучами схожих строителей моста,

По воле великого Рамы, стволы и колоды,
И скалы, и глыбы обрушили в бурные воды.

Тростник натаскали, каменьев насыпали труду.
Ветвями цветущими прочно скрепили запруду.

С  немыслимой  кладью,   как демоны,  в  шуме  и  спешке,
Теснясь и крича, совершали они перебежки.

И падали в громокипящую бездну обвалы:
Деревья  с  корнями,  тростник,   мпогоглыбные   скалы.
Так мост возводили проворно подручные Налы.

В течение первого дня, в преизбытке задора,
Четырнадцать йоджан запруды построили споро.

И двадцать — назавтра воздвигиула рать обезьянья.
Для великосильных не диво такие деянья!

И йоджану двадцать одну среди водной пучины
Закончили к вечеру третьего дня исполины.

И  двадцать  две  йоджаны  быстро  достроить  к исходу
Четвертого дня удалось обезьяньему роду.

На пятый еще двадцать три уложили, и до ста
Они довели протяженность волшебного моста.

Был Налы отец, Вишвакарман, божественный зодчий,
И доблестный Нала, что дар унаследовал отчий,

Воздвигнул невиданный мост с удальцами своими.
В два берега он упирался концами своими.

Столпились боги в небесах, откуда
Была видна чудесная запруда,
Разгородившая, как дно сосуда,
Пучину, где живут морские чуда.

Как в небе — Млечный Путь, на глади водной,
Богам, гандхарвам и святым угодный,
В  сто  йоджан  мост  светился  превосходный.
Его построил Нала благородный.

Любуясь мостом, рассекающим надвое воды,
Пустились плясать обезьяны и их воеводы.

Скакать, кувыркаться, реветь, оглашая пространство,
И сотней ужимок свое выявлять обезьянство.

На   мост,   Вишвакармана   сыном   воздвигнутый,   дивный,
Вступили они, чтобы выйти на брег супротивный.

И взору приятен, шагающей рати удобен,
Блистал он, пробору в кудрях Океана подобен.

Воителей по мосту вел Добродетельный Лучник,
С ним — Лакшмана, брат, и Сугрива, отважный сподручник.

Одни — посредине, другие — по краю запруды,
Неслись обезьяны, стремительны и крепкогруды.

Блистающий  мост  Вишвакармана  сын  хитроумный
Для   них  проложил   через  весь  океан  многошумный.

И гулом, и грохотом голос его заглушая,
Прошла беспрепятственно по мосту сила большая.

И сын Дашаратхи, готовясь к походу на Ланку,
Нашел  для  своей  разношерстной  дружины  стоянку:

Плоды и коренья съедобные пресную воду —
Все то, что потребно в лесах обезьяньему роду.