Часть сто вторая (Рама получает колесницу Индры)

Но демонов раджа стремглав колесницу направил
На храброго царского сына, что войско возглавил.

Как будто зловещий Сварбхану небесной лазурью
Помчался, спеша проглотить светозарного Сурью!

И, ливнями стрел смертоносных врага поливая,
На Раму летел он, как туча летит грозовая.
Сверкали они, словно Индры стрела громовая.

Но Рама свои, с остриями из чистого влата,
Подобные пламени, стрелы метал в супостата.

Воскликнули боги:   «Катит  в колеснице  Злонравный,
А Рама стоит па земле! Поединок неравный!»

«Мой   Матали! — Индра   тогда   призывает   возницу, —
Ты Рагху потомку мою отвези колесницу!»

И Матали вывел небесную, с кузовом чудным,
Коней   огнезарных   он  к   дышлам  припряг  изумрудным.

Сверкала на кузове жарко резьба золотая,
И тьмы колокольчиков мелких звенели, блистая.

А кони сияли, как солнце, и, взоры чаруя,
Искрились на них драгоценные сетки и сбруя.
И стяг на шесте золотом осенял колесницу.

Взял Матали бич, и покинул он Индры столицу.
На ратное поле примчали возничего копи,

Увидя прекрасного Раму, сложил он ладони:
«Боритель  врагов!  Я  расстался  с  небесным  селеньем

И прибыл сюда, побуждаемый Индры веленьем.
Свою колесницу прислал он тебе на подмогу.

Взойди — и  сражайся,  под стать  громоносному богу!
Вот лук исполинский — златая на нем рукоятка! —

И дротик Владыки  бессмертных,  отточенный  гладко,
И златосиянные стрелы, что Великодарный
Тебе посылает, и панцирь его светозарный.

О Рагху потомок! Твоим колесничим я стану.
С нечистым расправься, как Индра — с отродьями Дану!»

Тогда колесницу Громовника слева направо
Храбрец обошел, как миры обошла его слава.

Царевич и Матали, крепко сжимающий вожжи,
Неслись в  колеснице.  К  ним  Равана  ринулся тоже,
И бой закипел, волоски поднимая на коже.

Но Рама, отменно оружьем небесным владея,
Справлялся  мгновенно  с  оружьем чудесным  злодея.

Оружье богов сокрушал, разбивая на части,
Царевич  посредством божественной воинской снасти.
И ракшас прибегнул к своей сверхъестественной власти!

Пускает он стрелы златые, приятные глазу,
Но в змей ядовитых они превращаются сразу.

Их жала сверкают. Из пастей разинутых пламя
Они извергают, когда устремляются к Раме.

Все стороны света огнем наполняя и чадом,
Сочатся, как Васуки, змеи губительным ядом!

И против оружья, что Раваыа выбрал коварный,
Припас благославный царевич оружье Супарны.

Блистали его златоперые стрелы, как пламя,
И враз обернулись они золотыми орлами,
На змей налетели, взмахнув золотыми крылами.

Одну за другой истребляли орлы Вайпатеи,
И гибли в несметном количестве Раваны змеи.

Оружья такого лишили его змеееды,
Что  ракшас  пришел  в  исступленье  от  вражьей победы.

На Раму огромные стрелы посыпались градом
И ранили Индры возницу, стоящего рядом.

Единой стрелою, назло своему супостату,
Сбил Равана древко златое и стяг Шатакрату.

Оружье владетеля Ланки, ее градодержца,
Богам досаждая, пронзило коней Громовержца.

Великого Раму постигла в бою неудача,
Богов, и гандхарвов, и праведников озадача.

Святые,  что  жизнью  достойной  возвышены  были,—
В тревоге, точь-в-точь как Сугрива с Вибхишаной, были!

Под сенью Ангараки в небе, — зловещего знака, —
Встал Равана, словно гора золотая, Майнака.

И Раме стрелы не давая приладить на луке,
Теснил его десятиглавый и двадцатирукий.

Придя в исступленье, нахмурился воин великий,
На  Равану  пламенный  взор устремил  Грозноликий.

Так  страшен  был  Рама  в  неистовом  гневе,  что  дрожи
Деревья  сдержать  не   смогли  от  вершин  до  подножий.

Бесчисленных рек повелитель, — кипучие воды
До неба вздымал океан, как в часы непогоды.

И кряжи седые с пещерами львиными тоже
В  движенье  пришли,   с  океанскими  волнами  схожи.

Кружилась, урон предвещая и каркая дико,
Ворон оголтелая стая. И гневного лика,
На Раму взглянув, устрашился враждебный владыка.

А боги бессмертные, к Раме полны состраданья,
Следили за битвой, подобной концу мирозданья,

В  летучих  своих  колесницах,  теснясь  полукружьем
Над полем, где двое сражались ужасным оружьем.

В тревоге великой взирая с небесного свода,
И боги и демоны чаяли битвы исхода.

Но жаждали боги победы для Рагху потомка,
А демоны — злобного Равану славили громко.

Как твердый алмаз или Индры стрела громовая,
Оружье взял Равана, Раму убить уповая

Он выбрал такое, что мощью своей беспредельной
Пугало врага и удар наносило смертельный.

Огонь извергало, и взор устрашало, и разум
Оружье,  что блеском  и твердостью  схоже с  алмазом,

Любую преграду зубцами тремя сокрушало
И слух потрясенный, свирепо гремя, оглушало.

Копье роковое, что смерти самой неподвластно,
Врагов истребитель схватил, заревев громогласно.

Он, клич испуская победный, готовился к бою
И  ракшасов  тешил,  зловредный,  своей  похвальбою.

Он грубо воскликнул: «Моргнуть не успеешь ты глазом —
И   этим  оружьем,   что  прочностью  схоже   с  алмазом,
О Рама, тебя уничтожу я с Лакшманой разом!

В  копье  моем  скрыта  стрелы  громовой  неминучесть.
Воителей-ракшасов   мертвых   разделишь   ты  участь!»

Метнул Красноглазый копье колдовское в отваге,
И трепетных молний на нем заблистали зигзаги.

Ударили колоколов медпозвончатых била.
Их восемь, певучих, на древке подвешено было.

Летело оно в поднебесье, огнем полыхая,
Гремящие колокола над землей колыхая.
И стрелы несчешые Рама метал, чтоб на части

Оружье рассечь,  не страшась колдовской его власти.
Так пламень конца мирозданья гасили потоки,

Что Васава с неба обрушивал тысячеокий.
Но стрелы, стремясь мотыльками к лучистой приманке,

Сгорали, коснувшись копья повелителя Ланки.
Разгневался пуще, при виде обильного пепла,

Царевич Айодхьи, решимость воителя крепла.
Швырнул,  осердясь,  Богоравный  могучей десницей

Копье Громовержца, врученное Индры возницей.
Летящее в пламени яром, со звоном чудесным,

Оно раскололо ударом своим полновесным
Оружье  властителя  Ланки  в  пространстве  небесном.

Увидел он быстрыми стрелами Рамы сраженных
Коней  легконогих  своих,  в  колесницу   впряженных.

И Рама пробил ему дротиком грудь и над бровью
Всадил  три  стрелы  златоперых. ..  Облившийся  кровью,

Был ракшас подобен ашоки цветущему древу.
Дал Равана волю его обуявшему гневу!