Цюй Юань

Плачу по столице Ину

Справедливое небо,
Ты закон преступило!

Почему весь народ мой
Ты повергло в  смятенье?

Люди с кровом расстались,
Растеряли друг друга,

В мирный месяц весенний
На восток устремились —

Из родимого кра
В чужедальние страны

Вдоль реки потянулись,
Чтобы вечно скитаться.

Мы покинули город —
Как сжимается сердце!

Этим утром я с ними
В путь отправился тоже.

Мы ушли за столицу,
Миновали селенья;

Даль покрыта туманом, —
Где предел наших странствий?

Разом вскинуты весла,
И нет сил опустить их:

Мы скорбим — государ
Нам в живых не увидеть.

О, деревья отчизны!
Долгим вздохом прощаюсь.

Льются, падают слезы
Частым градом осенним.

Мы выходим из усть
И поплыли рекою.

Где Ворота Дракона?
Их уже я не вижу.

Только сердцем тянусь к ним,
Только думой тревожусь.

Путь далек, и не знаю,
Где ступлю я на землю.

Гонит странника ветер
За бегущей волною.

На безбрежных просторах
Бесприютный скиталец!

И несет меня лодка
На разливах Ян-хоу.

Вдруг взлетает, как птица.
Где желанная пристань?

Эту боль  в  моем сердце
Мне ничем не утишить,

И клубок моих мыслей
Мне никак не распутать.

Повернул свою лодку
И иду по теченью —

Поднялся по Дунтину
И спустился по Цзяну.

Вот уже и покинул
Колыбель моих предков

И сегодня волною
На восток я заброшен,

Но душа, как и прежде,
Рвется к дому обратно,

Ни на миг я не в силах
Позабыть о столице.

И Сяпу за спиною,
А о западе думы,

И я плачу по Ину —
Он все дальше и дальше.

Поднимаюсь на остров,
Взглядом дали пронзаю:

Я хочу успокоить
Неутешное сердце.

Но я плачу — земля здесь
Дышит счастьем и миром,

Но скорблю я — здесь в людях
Живы предков заветы.

Предо мною стихи
Без конца и без краю,

Юг подернут туманом —
Мне и там нет приюта.

Кто бы знал, что дворец твой
Ляжет грудой развалин,

Городские Ворота
Все рассыплются прахом!

Нет веселья на сердце
Так давно и так долго,

И печаль за печалью
Вереницей приходят.

Ах, дорога до Ина
Далека и опасна;

Цзян и Ся протянулись
Между домом и мною.

Нет, не хочется верить,
Что ушел я из дома,

Девять лет миновало,
Как томлюсь на чужбине.

Я печалюсь и знаю,
Что печаль безысходна.

Так, теряя надежду,
Я ношу мое горе.

Государевой Ласки
Ждут умильные лица.

Должен честный в бессилье
Отступить перед ними.

Я без лести был предан.
Я стремился быть ближе,

Встала черная зависть
И дороги закрыла.

Слава Яо и Шуня,
Их высоких деяний,

Из  глубин  поколений
Поднимается к небу.

Своры жалких людишек
Беспокойная  зависть

Даже праведных  этих
Клеветой загрязнила.

Вам противно раздумье
Тех, кто искренне служит.

Вам  милее  поспешность
Угождающих лестью.

К вам бегут эти люди —
Что ни день, то их больше.

Только честный не с вами —
Он уходит все дальше.

Я свой взор обращаю
На восток и на запад.

Ну  когда  же слогу
Снова в дом мой вернуться!

Прилетают и  птицы
В свои гнезда обратно,

И лиса умирает
Головою к кургану.

Без вины осужденный,
Я скитаюсь в изгнанье,

И ни днем и ни ночью
Не  забыть мне  об  этом!

С Камнем в объятиях

Прекрасен тихий день в начале лета,
Зазеленели  травы  и  деревья.
Лишь я один тоскую и печалюсь
И ухожу все дальше, дальше к югу.

Все беспредельно пусто предо мною,
Все тишиной глубокою укрыто.
Тоскливые меня терзают мысли,
И скорбь изгнанья угнетает душу.

Я чувства сдерживаю и скрываю,
Но разве должен я скрывать обиду?
Ты можешь обтесать бревно, как хочешь,
Но свойства дерева в нем сохранятся.

Кто  благороден,  тот  от  злой обиды
Своим не изменяет убежденьям.
Нам надо помнить о заветах предков
И следовать их мудрости старинной.

Богатство духа, прямоту и честность —
Вот что великие ценили люди.
И если б Чуй искусный не работал,
То кто бы знал, как мудр он и способен.

Когда мудрец живет в уединенье,
Его глупцом слепые называют.
Когда прищуривал глаза Ли Лоу,
Незрячие слепым его считали.

И те, кто белое считают черным
И смешивают низкое с высоким,
Кто думает, что феникс заперт в клетке,
А куры — высоко летают в небе;

Кто с яшмой спутает простые камни,
Не  отличает преданность от лести,—
Те,   знаю  я,  завистливы и грубы,
И помыслы мои им непонятны.

Суровый груз ответственности тяжкой
Меня в болотную трясину тянет.
Владею драгоценными камнями,
Но некому на свете показать их.

Обычно деревенские собаки
Встречают  злобным лаем  незнакомца.
Чернить людей, талантом одаренных,—
Вот свойство подлое людей ничтожных.

Во мне глубоко скрыто дарованье,
Никто не знает о его значенье.
Способен я к искусству и наукам,
Но никому об этом не известно.

Я утверждать стараюсь справедливости
Я знаю, честность у меня в почете.
Но Чун-хуа не встретится со мною,
И не оценит он моих поступков.

О, почему на свете так ведется,
Что мудрецы рождаются столь редко?
Чэн Тан и Юй из старины глубокой
Не подают ни голоса, ни вести.

Стараюсь избегать воспоминаний
И сдерживать нахлынувшие чувства.
Терплю обиды я, но верен долгу,
Чтобы служить  примером  для  потомков.

Я ухожу, гостиницу покинув,
В последний путь под заходящим солнцем.
И скорбь свою и горе изливая,
К границе смерти быстро приближаюсь.

Юань и Сян раскинулись широко
И катят бурные,  седые волны.
Ночною мглой окутана дорога,
И даль закрыта мутной пеленою.

Я неизменно искренен и честен,
Но никому об этом не известно.
Бо Лэ давно уже лежит в могиле,
И кто коней оценит быстроногих?

Жизнь каждого судьбе своей подвластна,
Никто не может избежать ошибок.
И,  неуклонно укрепляя душу,
Я не пугаюсь приближенья смерти.

Все время я страдаю и печалюсь
И поневоле тяжело вздыхаю.
Как грязен мир! Никто меня не знает,
И некому свою открыть мне душу.

Я знаю, что умру, но перед смертью
Не отступлю назад, себя жалея.
Пусть мудрецы из глубины столетий
Мне образцом величественным служат.

Ода мандариновому дереву

Я любуюсь тобой —
    мандариновым деревом гордым,
О, как пышен убор твой —
    блестящие листья и ветви.
Высоко поднимаешься ты,
    никогда не сгибаясь,
На прекрасной земле,
    где раскинуты южные царства.

Корни в землю вросли,
    и никто тебя с места не сдвинет,
Никому не сломить
    вековое твое постоянство.
Благовонные листь
    цветов белизну оттеняют,
Густотою и пышностью
    радуя глаз человека.

Сотни острых шипов
    покрывают тяжелые  ветви,
Сотни крупных плодов
    среди зелени свежей повисли,
Изумрудный их цвет
    постепенно становится желтым,
Ярким цветом горят они
    и пламенеют на солнце.

А разрежешь плоды —
    так чиста и прозрачна их мякоть,
Что сравню я ее
    с  чистотою души  благородной.
Но для нежности дивной
    тончайшего их аромата,
Для нее, признаюсь,
    не могу отыскать я сравненья,

Я любуюсь тобою,
    о юноша смелый и стройный,
Ты стоишь — одинок —
    среди тех, кто тебя окружает.
Высоко ты возвысилс
    и, никогда не сгибаясь,
Восхищаешь людей,
    с мандариновым деревом схожий.

Глубоко твои корни
    уходят в родимую землю,
И стремлений твоих
    Охватить нам почти невозможно.
Среди мира живого
    стоишь независим и крепок
И,  преград  не  страшась,
    никогда не плывешь по теченью.

Непреклонна душа твоя,
    но осторожны поступки,—
Ты себя ограждаешь
    от промахов или ошибок.
Добродетель твою
    я сравню лишь с твоим бескорыстьем,
И, живя на земле,
    как луна и как солнце, ты светел.

Все года   моей жизни,
    отпущенные судьбою,
Я хочу быть твоим
    неизменным и преданным другом!
Ты пленяешь невольно
    своим целомудрием строгим,
Но за правду святую
    сражаешься стойко и твердо.

Пусть ты молод годами
    и опытом не умудрен ты,—
У тебя поучиться
    не стыдно и старцу седому.
С поведеньем Бо И
    я сравнил бы твое поведенье,
Да послужит оно
    для других благородным примером.