Часть одиннадцатая (Трапезная Раваны)

Еды изобильем и пышным убранством довольный,
Мудрец Хануман восхищался палатой застольной.

Вкушай буйволятину, мясо кабанье, оленье!
Любое желанье здесь может найти утоленье.

Павлины и куры нетронуты были покуда,
Под ними блистала, как жар, золотая посуда.

С кабаниной сложены были в огромные чаши
Куски носорожины, выдержанной в простокваше.

Там были олени, козлы, дикобраз иглокожий
И   солью  сохальской  приправленный   бок  носорожий.

Была куропаток и зайцев початая груда,
И рыба морская, и сласти, и острые блюда.

Для пиршества — снедь, для попойки — напитки стояли.
На снадобьях пряных настойки в избытке стояли.

Повсюду валялась браслетов блистающих бездна!
Пируя, красавицы их растеряли в трапезной.

В цветах и плодах утопая, исполнен сиянья,
Застольный покой походил па венец мирозданья.

Роскошные ложа расставлены были в трапезной.
Она  без  лампад  пламенела,  как  свод  многозвездный.

И эта застольная зала еще светозарней
Казалась   от   яств   и   приправ   из   дворцовой   поварни,

От  вин  драгоценных,  от  мадхвики  светлой,  медовой,
От сладких настоек, от браги цветочной, плодовой.

Ее порошком насыщали душистым и пряным,
Чтоб  вышел  напиток  пахучим,  игристым  и  пьяным.

Цветами увенчанные золотые сосуды,
Кристальные кубки узрел Хануман крепкогрудый
И чаши, где в золоте чудно блестят изумруды.

Початы, вина дорогого кувшины стояли,
Другие — осушены до половины стояли;

Иные сосуды и чаши совсем опустели.
Неслышно скользил Хануман, озирая постели.

Он видел обнявшихся дев, соразмерно сложенных,
Вином   опьяненных   и   в   сладостный   сон   погруженных.

Касаясь венков и одежд, ветерка дуновенье
В разлад не вступало со зрелищем отдохновенья.

Дыханье цветочное веяло в воздухе сонном.
Сандалом, куреньями пахло, вином благовонным.

И ветер, насыщенный благоухающей смесью,
Носился над Пушпакой дивной, стремясь к поднебесью.

Блистали красавицы светлой и черною кожей,
И  смуглою  кожей,  с  расплавленным  золотом  схожей.

В обители ракшасов, грозной стеной окруженной,
Уснули, пресытясь утехами, Раваны жены.

Тела их расслаблены были пптьями хмельными,
Их  лица,  как  лотосы   ночи,   в   сравненье   с  дневными
Поблекли. ..  И  не  было  Ситы  прекрасной меж ними!