Тут подлинный облик побочного брата Куберы
Явил соблазнитель, ее устрашая сверх меры.
Личину монаха он сбросил, притворством наскуча,
И встал перед ней красноглазый, огромный, как туча.
Очами багровыми Ланки властитель постылый
Уставился в лотосы — очи царевны Митхилы.
В одежде из пурпура, златом тяжелым украшен,
Он, десятиглавый и двадцатирукий, был страшен.
А вихрь благовонный, над братом Куберы побочным
Кружась, на лету осыпал его ливнем цветочным.
Сказал он отважного Рамы прекрасной супруге,
На облик его супостата взиравшей в испуге, —
Сказал темнокудрой, убор огнезарный носящей,
Летающих Ночью властитель великоблестящий, —
Сказал дивпобедроя красавице Десятиглавый:
«Тебе, несравненная, надобен муж величавый,
Как я, в трех мирах осиянный немеркнущей славой!
Покинь человека! Моей не противься приязни.
Ты мне, как супругу, предаться должна без боязни.
О женщина, мужу ты будешь творить угожденье.
Ко мне вожделеньем пылая, вкусишь наслажденье».
Был Равана страстью своей ослеплен сумасбродной.
Как Рохини — Будха, царевну схватил злоприродный.
За темнокудрявые волосы Десятиглавый
Пребольно поймал ее левой рукою, а правой
Округлые бедра обвив, соблазнитель постылый
К себе прижимал благородную деву Митхилы.
Тогда божества, населявшие чащу лесную,
Гонимые страхом, пустились бежать врассыпную:
Ведь это страшилище гороподобное было,
Клыкастое, полное силищи, злобное было!
За Раваной тут с высоты колесница спустилась.
Он ликом был грозен, как туча, что в небе сгустилась,
А эта повозка златая, отменной чеканки
Была отнята у Куберы властителем Ланки.
Царевну в охапку схватил он могучею дланью.
Ее в колесницу внеся, разразился он бранью.
Она зарыдала, у Раваны сидя на ляжке.
И взмыли в лазурное небо, на горе бедняжке,
Волшебные кони — зеленые, в чудной упряжке.